– Давай на время забудем обо всем этом…
После этого они занимались любовью, и Босх полностью подчинился Терезе, позволив ей руководить им, использовать его тело так, как ей больше нравилось. Они бывали вместе довольно часто, знали пристрастия и привычки друг друга, поэтому и чувствовали себя так хорошо вдвоем. Ни любопытства, ни смущения для них давно уже не существовало. В конце концов Тереза утвердилась на нем, тогда как Гарри полулежал, облокотившись спиной на подушки. Голова ее откинулась назад, а короткие ногти безболезненно впивались в его грудь. За весь этот час Тереза не издала ни звука.
Босх поднял взгляд и увидел в полутьме серебряный отблеск ее серег. Протянув руки, он коснулся этих изящных колечек, потом его ладони скользнули вниз по шее, плечам и груди Терезы. Под его пальцами кожа Терезы становилась теплой и влажной, а ее медленные методичные движения уводили Гарри все дальше и дальше в блаженную пустоту, куда не могли последовать за ними никакие тревоги.
Когда они отдыхали, Босха внезапно охватило острое чувство вины. Голова Терезы все еще лежала у него на груди, а он думал о Сильвии Мур – о женщине, с которой впервые встретился только вчера вечером. Каким образом ей удалось вторгнуться в его мысли, особенно сейчас? И все же Босх вспоминал о ней, недоумевая, откуда взялось это ощущение неловкости и стыда. Может, оно пришло к нему из будущего?
Вдруг Босху показалось, что он услышал высокий короткий лай койота, донесшийся очень издалека, откуда-то с задней стороны дома. Тереза тоже приподняла голову и прислушалась. Теперь они уже оба услышали одинокий и тоскливый вой зверя.
– Тимидо, – одними губами произнесла Тереза.
Гарри ощутил еще один острый укол совести, но на этот раз он думал о Терезе. Неужели он обманул ее и вынудил рассказать обо всем? Он сомневался в этом. Скорее всего Гарри ощущал вину за то, что ему только предстояло сделать. Ведь как ни крути, он уже сейчас знал, как поступит с полученными от Терезы сведениями.
Тереза как будто догадалась, что его мысли блуждают далеко от нее. Должно быть, Босха выдал едва заметный сбой сердечного ритма или чуть ощутимое напряжение мышц.
– Ничего, – сказала она.
– Что?
– Ты спрашивал, что я буду делать. Ничего. Не хочу больше участвовать в этих грязных делишках. Если они намерены похоронить это дело – пускай хоронят.
Тут Босх понял, что из Терезы выйдет прекрасный босс лаборатории судебно-медицинской экспертизы округа Лос-Анджелес, и совершенно неожиданно для себя отстранился от нее. Тереза скатилась с него и села на краю кровати, глядя на показавшуюся в окне убывающую луну. Снова коротко провыл койот, и Босху почудилось, что где-то вдали на зов Тимидо откликнулась собака.
– Ты такой же, как он? – спросила Тереза.
– Как кто?
– Как Тимидо. Одинокий койот в темном ночном мире.
– Иногда. Каждому иногда бывает одиноко и грустно.
– Но тебе это нравится, да?
– Не всегда.
– Не всегда…
Прежде чем что-нибудь сказать, Босх обдумывал свою следующую реплику. Одно неверно выбранное слово, и Тереза уйдет.
– Прости, если что-то не так, – нерешительно начал он. – Слишком много всего произошло…
Гарри не закончил. Никаких оправданий у него не было.
– Тебе действительно нравится жить здесь, на холме, в маленьком уединенном домишке, и дружить с койотом?
Босх не ответил. Лицо Сильвии Мур неожиданно и необъяснимо всплыло у него перед глазами, но на этот раз он не почувствовал никакой вины. Ему нравилось смотреть на нее.
– Мне пора, – сказала Тереза. – Завтра у меня трудный день.
Босх смотрел, как она, не одеваясь, прошла в ванную комнату, захватив свою сумочку с ночного столика. Потом зашумел душ, и он представил себе, как Тереза тщательно намыливается, смывая со своего тела все его следы, а потом обрызгивает себя универсальным дезодорантом, который всегда держала под рукой, чтобы бороться с запахами – неизменными спутниками ее профессии.
Он подкатился к краю кровати, где на полу грудой валялась его одежда, и достал из кармана телефонную книжку. Пока в душе шумела вода, Гарри успел набрать номер.
Голос, ответивший ему, был невнятным, сонным, да и немудрено – только что перевалило за полночь.
– Ты меня не знаешь, – сказал Босх. – Мы никогда с тобой не разговаривали.
Некоторое время в трубке царило молчание – абонент пытался проснуться и узнать голос Гарри.
– О'кей, о'кей, я понял.
– Со вскрытием Мура не все чисто.
– Черт тебя возьми, приятель, это мне известно. Решающих доказательств версии о самоубийстве нет. И незачем было будить меня посреди ночи…
– Ничего ты не понял. Ты путаешь вскрытие с пресс-релизом по поводу вскрытия. Это совсем разные вещи. Теперь тебе ясно?
– Да… По крайней мере мне кажется, что да. Так в чем там дело?
– Разногласия между заместителем начальника полиции и ведущим патологоанатомом. Один считает это самоубийством, другой – убийством. Кто-то из них ошибается – отсюда и строчка в пресс-релизе о том, что результаты вскрытия не окончательны.
В трубке негромко присвистнули.
– Отменная информация. Но с чего это копам вздумалось замять убийство, особенно убийство полицейского? Самоубийство же бросает тень на все управление. Зачем им понадобилось на этом настаивать? Нет ли каких-то особых обстоятельств?
– Ты абсолютно прав, – бросил Босх и повесил трубку.
Через минуту вода в душе перестала литься, и Тереза вышла из ванной комнаты с полотенцем в руках. То, что она предстала перед Босхом совершенно нагой, видимо, ничуть не смущало ее, а Гарри вдруг поймал себя на том, что скучает по ее прежним целомудрию и стыдливости. Впрочем, эти качества со временем покидали всех женщин, с которыми Босх когда-либо встречался, исчезая еще раньше, чем сами женщины уходили от него.